Али Трасинов (1937 — 1969)

Али Трасинов — кристально чистый, ярый поборник справедливости, безмерно преданный родному народу, посвятил огонь и порывы своей молодой души, всю свою короткую жизнь борьбе за восстановление прав и возвращение на Родину крымских татар.

Семья Али Трасинова, выселенная из Крыма в 1944 году вместе со всем крымскотатарским народом, попала в поселок Той-Тепа под Ташкентом. После школы Али поступил в техникум, учился по специальности «механик по ремонту сельхозмашин».

В начале 1960-х годов учащаяся в вузах, техникумах Ташкента крымскотатарская молодежь знакомилась, собиралась, дружила. В молодых сердцах пульсировала одна боль, одна тема, один вопрос — отнятая родина — Крым.

Понятия «национальное движение» в обиходе тогда еще не было. Самые активные из молодежи объединялись, вступали на путь борьбы. Это выражалось в собраниях, обсуждениях национального вопроса, размножались и распространялись среди народа листовки — «Информации» о состоянии дел на пути решения крымскотатарского вопроса.

Али Трасинов был одним из тех пламенных активистов, которых ничто не могло сломить, заставить сойти с избранного пути борьбы за права крымскотатарского народа.

Али встретил на своем коротком жизненном пути удивительную, талантливую девушку Зарему, преданную национальным идеалам. Она стала его женой, родила ему дочь Лилю, была его музой, поддержкой, опорой на том нелегком пути, который он выбрал для себя.

Воспоминания о нем — тень давней незабытой боли

Зарема Трасинова рассказала нам о своем первом супруге Али Трасинове, волнуясь, заново переживая ушедшие дни, прошлые события, годы, прожитые вместе с ним, боль потери. Вот он, переполненный и горькими, и светлыми эмоциями, ее рассказ об Али Трасинове:

Зарема и Али Трасиновы, 1960-е годы — Нас с Али Трасиновым познакомил мой двоюродный брат, они вместе учились в техникуме. Я приехала в Ташкент из Намангана, куда мы с мамой попали в депортацию, училась в Ташкентском художественном училище.

Али был необыкновенным человеком, щедрым, добрым… Он трепетно любил свою маму, семью, людей любил.

Когда я в первый раз приехала к ним в Той-Тепа, познакомилась с крымскими татарами — алуштинцами, попавшими сюда в депортацию. Помню, меня пленила их яркость, пылкость, эмоциональность.

Они любили собираться вместе, петь народные песни.

Али тоже любил петь, его любимыми были песни «Порт-Артур», «Араба къапу», он играл на трубе, на гитаре, танцевал замечательно, в танце был как орел.

Одно из самых трепетных моих воспоминаний о нем это то, как однажды в 1959 году весной, когда цвели сады, мы с ним приехали в Той-Тепа, и шли по дороге к баракам, где жили крымские татары. Шли мимо цветущего яблоневого сада. Нас переполняли эмоции — было так красиво! У дороги росла маленькая цветущая вишенка. И Али подошел к ней и сказал: «Ах меним кичкенем. Сен де гуллейсинъ, сен де баарь корьдинъ» («Ах ты моя маленькая. И ты цветешь, и ты весну встречаешь»).

Это было настолько трогательно, что вызвало у меня слезы.

Али был очень поэтичный. Он мне писал такие письма! Когда начинал рассказывать про прочитанную книгу, можно было слушать его бесконечно. Я говорила: «Ты так долго рассказываешь!» А он отвечал: «А я все придумал!»

Мы поженились в 1962 году. Али считал, что у меня свое призвание, призвание художника, что я должна самореализоваться в жизни.

Мы снимали квартиру около тракторосборочного завода, где работал Али. Он был в самой гуще молодых крымскотатарских активистов Ташкента, в самой гуще событий, они действовали вместе — Дильшад Ильясов, Иззет Изидинов, Рефат Годженов, Руслан Эминов и многие другие.

Али часто уезжал в Той-Тепа, Ахангаран, Ангрен, Алмалык, распространял «Информации», ездил в Москву.

Моя мама до депортации работала машинисткой в Совнаркоме Крыма, она печатала эти «Информации»…

Однажды он пришел в день зарплаты — без денег. Оказывается, привезли какой-то дефицит, и он одолжил свои деньги людям, которые хотели этот дефицит купить, макароны какие-то импортные…

Он был отзывчив, не мог пройти равнодушно мимо чужой беды…

Я успевала и учиться в институте, и работать: художником-оформителем в детском саду, вела кружок в Доме пионеров, еще умудрялась «Информации» разносить, раздавать людям в Ташкенте. Это было опасно.

У нас в семье никогда не было конфликтов, упреков на тему «ты мало зарабатываешь» и тому подобное. Али был уверен во мне, в моей маме, в нашей самостоятельности. Денег обычно не хватало, но на свою зарплату он всегда дарил нам с мамой подарки: на дни рождения, на праздники — на тракторосборочный завод привозили дефицитные товары.

А в августе 1968 года он нам с мамой и дочкой сделал такой подарок! Купил три билета на самолет в Крым. И мы полетели. В Алушту. Али был очень общительный и доброжелательный. По дороге в Крым и в Крыму всем встречным он успевал рассказать о крымских татарах, очень располагал людей к себе.

В Акмесджиде (Симферополе) у нынешнего Совмина (тогда это был облисполком) крымские татары проводили сидячие забастовки. Стояла жара. Мы устали, дочка пить хочет. Али умудрился милиционеров разговорить, и они позволили нам войти в здание облисполкома. Мы вошли, поели, попили в столовой…

Для меня эта поездка в Крым была, как волшебный сон — я слышала в Крыму родную речь, разговаривала с соотечественниками, меня переполняло огромное чувство сопричастности, единения с ними.

В сентябре 1968 года в Ташкенте проходил митинг крымских татар, тогда многих арестовали, Али тоже схватили. Нашей дочке Лиле тогда было 4 года. Ночь мы не спали, не знали, где Али, что с ним. Его тогда в милиции сильно избили — один парень пришел к нам домой, принес записку от него…

Когда Али исключили из партии, он очень переживал, он так верил в партию… Я тогда работала в школе, начались проблемы на работе, но были люди в руководстве школы, которые сопереживали мне…

В 1969 году я поехала на практику в Подмосковье, в город Калинин, в издательство детской литературы, ребенка оставила у мамы, Али уехал в Москву, пробыл там долго. Тогда у него начались головные боли, потом мы узнали, что это была саркома…

В сентябре я приехала с практики, и Мерьем Озенбашлы, ныне покойная, помогла устроить его в лучшую больницу Ташкента. Очень много людей принимали участие в судьбе Али, чем могли помогали, постоянно навещали в больнице. Я два месяца находилась с ним рядом, ни стона не слышала, он никогда не жаловался, был очень мужественным. После операции, которая нам казалась последним шансом, он взял меня за руку, молча сжал. Это было последнее… Через сутки он умер — 21 ноября 1969 года.

Друзья организовали похороны. От Актепе до Домбрабада, где было кладбище, его несли на руках — это примерно 6 километров, завод выделил машину, нас на машине повезли. Очень много людей пришли на похороны, приехали из других городов… Мой дядя — дайим и отец Дильшада Ильясова читали молебен — красивым стамбульским макамом — напевом…

Это была невыносимая боль. На 52-ю ночь после смерти Али в нашей квартире прошло собрание инициативников. Сидели до утра. Многих из тех людей уже нет в живых — Мустафы Халилова, других…

После похорон Али его друзья и соратники нас не оставляли, навещали, помогали, писали…

43 года прошло со дня смерти Али Трасинова. Ежегодно в доме Заремы Трасиновой читаются молебны в память о нем. Его светлый образ хранят его друзья и соратники.

Руслан Эминов, ветеран крымскотатарского национального движения, г. Севастополь:

— В 1966 году после Ташкентского землетрясения я перешел на работу в УНР 227 в поселке Института ядерной физики Улугбек, заместителем начальника производственно-технического отдела, жил в поселке Ташавтомаша. Чирчикские инициативники сообщили мне, что на заводе «Ташавтомаш» есть активисты, я познакомился там с Ризой-ага Умеровым, Асаном Ибришем, инициативники работали в Орджоникидзевском районе Ташкентской области (поселок Ташавтомаша, поселки Кибрай, Дурмень, Улугбек, пос. СоюзНИХИ, Луначарское).

Одновременно я познакомился и с ташкентской инициативной группой, в которую входили Али Трасинов, Дильшад Ильясов, Нариман Кадыров, Рефат Годженов. Вместе с Али я впервые пришел к Мустафе-ага Халилову, а там уже познакомился со многими инициативниками из среды молодежи и студентов: Иззетом Изединовым, Ахтемом Абкеримовым, Шевкетом Конаковым, Февзи Абибуллаевым, Эскендером Хаяли…

В тот период подъема массового движения было много попутчиков, которые, к сожалению, после нескольких судебных процессов отошли от движения. У нас с Али и Заремой Трасиновыми, Дильшадом и Заремой были дочери-одногодки и мы сдружились.

Наши матери (моя и Заремы) были двоюродными сестрами. С Али мы были полными едномышленниками. Он работал мастером и был секретарем партийной ячейки на Ташкентском агрегатном заводе. Мы много беседовали с ним на темы изменения политики партии, а главное, об отступлении от провозглашенной Лениным политики в национальном вопросе.

В центральном сквере Ташкента после землетрясения 1966 года образовался неформальный рынок букинистической литературы, продавалоь много довоенной политической литературы, я закупал ее в большом количестве, заинтересовался ею и Али. Оба мы любили поэзию, это тоже сблизило нас. Мы ездили на наши участки для проведения собраний с соотечественниками в города Ангрен, Алмалык, Той-Тепа, где жили родные Али. В Ташкенте мы с ним ходили к Тимуру Дагджи, только освободившемуся из Лефортовской тюрьмы в Москве. Хорошо запомнился Новый 1967 год, который мы встречали вместе. Я только вернулся из Москвы, где находился в составе делегации крымскотатарских представителей, отчитался о проделанной работе…

С 1969 года — судебное разбирательство и с 1 июля по 5 августа 1969 года — известный «ташкентский процесс» над десятью представителями народа. На этом процессе Али Трасинов проходил свидетелем. После этого у него обострились головные боли. Дильшад Ильясов способствовал его обследованию в медучреждениях, присутствовал на операции, выйдя после которой известил нас, ожидавших, скорбной вестью…

До самого отъезда из Ташкента мы с женой Эльмирой навещали его могилку на кладбище Домбрабад.

Иззет Изединов, ветеран крымскотатарского национального движения:

— С Али Трасиновым я познакомился в Ташкенте, еще когда учился в гидромелиоративном техникуме, в те годы мы часто встречались, говорили о судьбе народа, искали ответы на вопросы, среди активной крымскотатарской молодежи формировались инициативные группы, в которых студенчество играло главную роль. В середине 1960-х годов в Ташкенте было примерно около двух сотен молодых крымских татар активистов. Али Трасинов вел агитационную работу в Той-Тепа.

Когда в Ташкенте шли судебные процессы над крымскими татарами, людей об этом оповещали наши студенты, они и на суды ходили. Перед одним из судов «процессом десяти» в мае 1969-го в доме Мустафы Халилова экстренно собрались инициативники старшего поколения: Джеббар Акимов, Бекир Османов и другие. Они подготовили протест по суду, историческую справку по истории крымскотатарского народа, 55 тысяч подписей соотечественников, собранных по Узбекистану.

Позвали меня (я тогда учился в политехническом институте на 3 курсе), в обстановке строгой секретности поручили отвезти все документы в пяти экземплярах в Москву, сдать по пяти адресам — в ЦК КПСС, Верховный Совет СССР, Совет министров СССР, Генеральную прокуратуру СССР, КГБ СССР. Они подготовили еще обращение к компартиям мира (в Москве тогда проходил съезд коммунистических и рабочих партий). Я тайно вылетел в Москву, там встретился с Али Трасиновым. Его к тому времени исключили из партии, он пытался добиться справедливости, привез в Москву и свои документы.

Али Трасинов был прекрасным человеком, честным, порядочным, умным, тонким, преданным своему народу… Он умел убедительно говорить, он был одним из моих самых близких товарищей…

Али Кадыров:

— Мы с Заремой учились в школе в одном классе в Намангане, окончили школу в 1958 году. Я поступил в Ташкенте в политехнический, Зарема — в художественное училище. В Ташкенте я и познакомился с Али Трасиновым, виделись мы несколько раз в гостях, пообщались, выяснилось, что мы с ним единомышленники. Потом нам долго встречаться не доводилось. А в 1968 году он прислал мне письмо в Наманган, в котором предупреждал меня о многом… Если это письмо почитать, в нем — весь Али — чистой души человек, романтик, настоящий патриот Крыма, этим письмом он мне сообщил, что уже побывал в лапах…

Мы ведь были молодыми, действовали в открытую, считали, что наше дело правое, не остерегались…

Али с Заремой очень любили друг друга, каждый год она делает молебен в его память…

Дильшад Ильясов:

— С Али Трасиновым мы познакомились в середине 1960-х, дружили семьями, часто бывали друг у друга, я работал врачом, учился в аспирантуре, за участие в движении меня отчислили. Али часто ездил в Москву с документами. За участие в одном из митингов крымских татар нас арестовали.

А в 1969-м он заболел, стал жаловаться на головную боль, положили его в больницу. Лечил его известный врач Кариев (я с ним работал в начале 1960-х), он сказал, что, вероятно, это быстрорастущая глиома. Но на операции, на которой присутствовал и я, выяснилось, что опухоль злокачественная. Может быть, ее росту способствовало и то, что Али избили при аресте…

Он был кристально чистым человеком, преданным национальной идее.

28 декабря исполняется 75 лет со дня рождения Али Трасинова, чья судьба — образец служения родине, чья жизнь положена на алтарь борьбы за святое дело восстановления прав крымскотатарского народа.